Каталог статей

Тяжкие душевные повреждения

Алина Бикеева

Как легко нанести детям не видимые глазу взрослых, но тяжело переживаемые детьми и оставляющими след на всю их жизнь, тяжкие душевные повреждения. Взрослые могут сделать это вербально, произнося те или иные грубые и оскорбительные слова. Взрослые могут нанести детям тяжкие душевные повреждения и молча, вовсе не открывая рта. Сделать они это могут своим нежеланием общаться с ребёнком, своим ледяным молчанием и неприступностью в общении, своим непризнанием ребёнка, как личности, своим холодным безразличием к растущему человеку. Взрослые могут также нанести ребёнку травмы своими действиями и поступками. Нанести ребёнку душевную травму очень просто. На залечивание же подобных травм порой уходит вся жизнь, да и успешный результат лечения отнюдь не гарантирован.

·       Осторожно! Детский душевный травматизм!

ГРОБОВЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ МОЕГО ДЕТСТВА

В детстве мне очень не повезло с гробами и покойниками. В том смысле, что они меня преследовали. Но, видно, были на то причины. Правда, если честно, до третьего класса меня вовсе и не преследовали никакие гробы и покойники. Именно в третьем классе, в сентябре месяце, т.е. в самом начале учебного года всё и началось.

8 сентября в нашем 3 «Б» классе случилась страшная трагедия. Наш одноклассник – чудный, милый мальчик Женя Хованский – возвращаясь из школы, трагически погиб, попав под трамвай. Это было действительно страшно – девяти и десятилетним детям представить и осознать, что вчера Женя ещё был с ними, живой и здоровый, а сегодня его уже нет в живых. В школьном  вестибюле была вывешена фотография Жени, где всего лишь неделю назад, первого сентября, он на торжественной школьной линейке по случаю начала учебного года звонил в большой колокольчик, возвещая начало занятий. На этом фото вокруг Жени было море цветов. А саму фотографию в нижнем её углу перечёркивала страшная чёрная метка, которая мне, тогдашней третьекласснице, запомнилась на всю жизнь. Фотография жизнерадостного улыбающегося Жени Хованского с ужасной чёрной меткой в углу висела в школьном холле несколько дней. Каждый раз, проходя мимо неё, я со страхом прилипала к фотографии взглядом. Чёрные метки мне стали мерещиться повсюду. Но, как оказалось, это было не самым трудным испытанием для нас, третьеклассников. Самое страшное нас ожидало впереди.

На третий день после трагической гибели нашего одноклассника Жени мудрые педагоги решили, что наш третий «Б» класс в полном составе непременно должен проститься с Женей. Но и это было ещё не всё. Ещё один воспитательный акт решили организовать взрослые тёти и дяди для 9-10-летних детей.

Мне запомнился тот страшный день в мельчайших подробностях. День, когда мы всем классом ходили прощаться с Женей к нему домой. Я запомнила, как нас построили парами, и то, что я стояла в паре со своей одноклассницей Ирой. Я запомнила, кто именно из учителей, родителей и работников школы нас сопровождал. Я на всю жизнь запомнила, как мы ехали на трамвае, на какой остановке сошли и к какому дому подошли. Я этот дом на самом деле помню до сих пор и запросто могу его найти и сейчас.

Перед тем, как заходить в Женин подъезд мы почему-то постояли несколько минут. Было тихо, почти никто из 30 детей не разговаривал. Мне казалось, что все вцепились в руки друг друга. По крайнем мере, так сделали мы с Ирой, с которой стояли в паре. Ира вдруг сказала фразу, которая мне тоже запомнилась на всю жизнь: «Что-то кошки на душе скребут!» Это только по прошествии многих лет я осознала, как точно умудрился девятилетний ребёнок передать своё душевное состояние, употребив так к месту совсем не детский фразеологизм.

Мы стали также молча и парами подниматься по обычному подъезду обычной пятиэтажки на последний этаж. Мы зашли в обычную двухкомнатную хрущёвку. Мне запомнилось, что кругом были развешаны и разложены рисунки Жени, а также его фотографии самых разных лет. К моей радости, ужасные чёрные полоски-метки на фотографиях отсутствовали. Со всех фотографий Женя смотрел на нас живым и невредимым. Безумная надежда шевельнулась во мне: «А может не всё так непоправимо страшно, и что-то ещё можно сделать?!» Потом я вдруг увидела двух мужчин – врачей в белых халатах. Безумная надежда поднялась во мне с новой силой и окрепла: «Ну вот, и врачи здесь. Может быть, они смогли спасти Женю?!»

Но, нет. Мои надежды не оправдались. Как я вскоре поняла, врачи постоянно находились возле Жениной мамы. А в большой комнате, куда мы вошли также парами и безмолвно, в самом центре стоял гроб. То, что было в нём, вероятно, когда-то было Женей. Я никак не могла в это поверить. Лицо и шея все были в тёмно-бордовых запёкшихся ранах и кровоподтёках. Всю жизнь я ненавижу тёмно-бордовый цвет, так как он сразу мне напоминает изуродованное лицо Жени в гробу.

Женя лежал в белоснежной рубашке. И эта безукоризненная белизна просто ужасно контрастировала с бордовым цветом его ран. Поверх рубашки были видны подтяжки. Да, Женя действительно всегда в них ходил в школу. Вокруг гроба были люди, много людей, и эти ужасные аляпистые венки с цветами, такими же мёртвыми, как Женя.

Проститься с Женей вместе с нами кроме работников школы пришёл ещё один мальчик – пятиклассник Андрей, который в нашем классе никогда не учился. Сначала я не поняла, почему он оказался в нашей компании. Это прояснилось позже. Люди стояли, молчали, потом что-то говорили, потом плакали и опять молчали. Мне было так плохо и казалось, что это прощание не кончится никогда. Тут что-то начала говорить одна из учительниц нашей школы. Постепенно до меня стал доходить смысл её слов. Оказывается, третий класс – это поворотный момент в жизни каждого человека, так как именно в третьем классе его принимают в пионеры. И в этом учебном году весь наш класс будет готовиться к этому знаменательному событию, которое должно состояться в конце апреля, а именно 22 апреля в день рождения Владимира Ильича Ленина. Ведь детей в нашей стране обычно принимали в пионеры в день рождения великого вождя всего трудового народа. Дальше учительница объяснила, что по традиции третьеклассников принимают в пионеры пятиклассники и берут над ними шефство. И так как Женю никто принять в пионеры в апреле месяце не сможет, то на педсовете было принято решение сделать это в день прощания с Женей. «Ребята, сегодня мы примем Женю в пионеры посмертно», – закончила свою речь учительница. Пятиклассник Андрей при этих словах дрогнул. И только тогда я заметила, что у него в руках был алый пионерский галстук. Кто-то из присутствующих подвёл Андрея с галстуком в руках к гробу Жени. Андрей, видимо, должен был повязать Жене галстук и отдать пионерский салют в полном соответствии с существующими тогда правилами и традициями. Это всё я уже потом поняла. А в тот момент я просто видела расширенные глаза Андрея, полные ужаса, и его неестественно застывшую позу, немного склонённую к гробу.

В моём мозгу начал плавать раскалённый утюг, и в висках больно стучали слова: «Посмертно! Посмертно! Посмертно!» Предательский утюг был ужасно горячим и почему-то метался в моей голове от одной её стенки к другой, то и дело больно врезаясь в мой череп, то с одной, то с другой его внутренней стороны. Многие дети стали тихо плакать. Я не плакала, мои слёзы куда-то исчезли, их просто не было в моих глазах. Пятиклассник Андрей не плакал тоже и ничего не говорил, а так и стоял над гробом в неестественно склонённой позе, как загипнотизированный. Шевельнуться он просто не мог. Наверное, взрослым стало понятно, что намеченная ими акция по завязыванию пионерского галстука вокруг Жениной шеи невозможна в принципе. Какое-то время в рядах взрослых царило молчание. Потом Андрею кто-то пришёл на выручку, подсказав: «Ты просто положи пионерский галстук на грудь Жени. Не надо его повязывать вокруг шеи». Эту фразу пришлось повторять и растолковывать Андрею несколько раз, но её смысл всё никак не доходил до пятиклассника. Наконец, учитель физкультуры нашей школы подошёл к Андрею, обхватил его руками и, как будто обнимая, сделал усилие и положил пионерский галстук на грудь Жени как бы руками Андрея, хотя они в тот момент полностью находились в его власти. Учитель физкультуры стал отводить Андрея от гроба, и тот как-то сразу ему подчинился, удаляясь из комнаты какой-то ненатурально бодрой походкой. Что было дальше с Андреем, я не видела. Мой взгляд был прикован к алому галстуку на груди Жени.

Раскалённый утюг в моей голове продолжал свою дьявольскую работу. Яркое пятно пионерского галстука на ослепительно белой рубашке вдруг стало в моих глазах расплываться, и мне начало казаться, что это кровь вдруг потекла из груди Жени. Крови натекло так много, что она собой почти покрыла Женину грудь. Кровавое пятно шевелилось и росло, постепенно заполняя собой всё пространство вокруг. Потом у меня в памяти наступил провал. Следующее запомнившееся ощущение – это резкий острый запах с ватки, которую мне кто-то суёт под нос. Как мы вышли из Жениной квартиры и добрались назад до школы, я не помню. С тех пор меня начали мучить кошмары, и я стала очень тяжело засыпать.

Вот так, уважаемые взрослые, как легко нанести ребёнку душевную травму или тяжкое душевное повреждение. Взрослые могут сделать это, причём, даже не заметив, просто своим бездействием и равнодушием.

Просто призыв: Взрослые, осторожно! Детская душа! Взрослые, внимание! Высокая детская душевная травматичность!